В созвездии трапеции [сборник] - Николай Томан

Но тут был какой-то совсем иной случай. Что-то делало руку Ильи, лежащую рядом с рукой Маши, невероятно тяжелой. Казалось, что нужно затратить невероятные усилия, чтобы приподнять ее… И Илья так и не решился на это. Он лишь сблизил свое плечо с. плечом Маши, да и то сделал это так, будто в прежнем положении ему было плохо видно происходящее на экране.

Зато сама Маша кажется ему интересующейся лишь сюжетом кинофильма. На самом же деле она с волнением ожидает, что Илья непременно попытается пожать ей руку или, может быть, даже обнять. Но время идет, а Илья лишь прислоняется плечом к ее плечу, да и то, видимо, совершенно случайно. Все его внимание, конечно, поглощено фильмом. Еще бы! На экране сплошная физика: атомные реакторы, синхрофазотроны, яростные споры о тайнах микромира…

Лишь выходя из зала, Илья берет Машу под руку, а в гардеробе очень галантно подает ей шубку.

— Ну, как понравился вам фильм из жизни вашего брата физика? — спрашивает его Маша.

— Я не в восторге, — притворно морщится Илья. — Скучновато все это и явно для нефизиков. Уж очень элементарно… Да и герои списаны явно не с нас.

— А мне казалось, что вы смотрели с большим интересом.

— Я всегда смотрю очень добросовестно, — усмехается Илья.

Когда они выходят наконец из Дома ученых, им сразу же попадается такси.

— Нам чертовски повезло! — радуется Илья. — Я завезу сначала вас, а потом уж к себе.

— Зачем же!.. — протестует Маша. — Я доберусь и сама.

А такси? Разве я поймаю второе так скоро?

— Ну тогда поедемте.

Он садится рядом с Машей и просит ее сказать шоферу, как лучше проехать к ее дому.

Не предпринимает Илья никаких «активных» действий и в такси, полагая, что своей сдержанностью произведет на Машу гораздо лучшее впечатление. Зато говорит, не умолкая. И почему-то все время о Леве Энглине.

— Вы знаете, Машенька, какой он удивительный человек? Истинный физик! Все происходящее воспринимает только с ее позиции и даже мыслит только ее категориями. У него есть и фото- и киноаппараты. И он неплохо снимает. Но фотоснимки называет он стабильным, а кинокадры нестабильным отражением действительности. Это по аналогии с химическими элементами природы. А в театрах реакция Зрительного зала делится у него на сильные и слабые взаимодействия. Это тоже терминология мира элементарных частиц ядерной физики.

У дома Маши Илья распахивает перед нею дверцу такси и помогает выйти из машины. А прощаясь, снимает шляпу и целует ей руку, хотя раньше ни разу еще этого не делал и даже читал в каких-то правилах хорошего тона, что девушкам руки не целуют.

— Надеюсь, мы посмотрим вместе еще не один кинофильм? — с надеждой спрашивает он, не выпуская Машиной руки.

— Если только вы будете приглашать меня на что-нибудь более интересное, — смеется Маша. — Но вы поторапливайтесь, а то счетчик такси нащелкает вам астрономическую цифру.

Братья встречают ее мрачным молчанием.

— А вы знаете, мальчики, где и с кем я была? — весело спрашивает она, сбрасывая с плеч свою шубку.

Братья по-прежнему хранят молчание, и теперь ей даже кажется, что они смотрят на нее осуждающе.

— В чем дело, мальчики? — настораживается она.

— А в том, — произносит наконец Алеша, — что Юра тяжело болен. И все из-за тебя!..

— Как из-за меня? — пугается Маша.

— А так. Он повредил себе что-то, когда бросился тебя спасать. А ты не поинтересовалась даже, почему весь день сегодня его не было в цирке. Мы с Сережей, как только узнали, что он болен, хотели сразу же навестить. Но как же можно было пойти к нему без тебя? И вот человек этот, спасший тебе жизнь, лежит теперь и, может быть, даже умирает, а ты в это время…

— Едем тогда к нему сейчас же! — бросается Маша к вешалке.

— Ну, что ты ее пугаешь, Алеша? — сердится на младшего брата Сергей. — Во-первых, никто пока не умирает, а во-вторых, с Юрой Антон. И потом, поздно уже сегодня.

Маша долго не может заснуть и все думает о Юре. Ей теперь кажется почти преступным, что еще совсем недавно, она сидела в кино рядом с очень галантным физиком Нестеровым-младшим и чуть ли не злилась на него за то, что он так и не обнял ее.

А Юры действительно не было видно сегодня весь день. Он, конечно, мог серьезно повредить себе что-нибудь, но и вида не подать, что ему плохо. А теперь он лежит в квартире тетки один — она, кажется, не вернулась еще из поездки. Может быть, ушел и Антон… Хотя едва ли… Если Юре действительно плохо, Антон ни за что не оставит его одного.

«Он ведь не то, что я… — укоряет себя Маша. — А что, если встать, потихоньку прокрасться к двери и все-таки поехать к нему? Сейчас всего двенадцать… Но нет, братья спят очень чутко, непременно услышат и не пустят ни за что…»

К Юре Зарницыны приходят на другой день сразу же после репетиции. Их освободили теперь ото всех выступлений, и вечера в полном их распоряжении.

Дверь им открывает Антон.

— Наконец-то заговорила совесть! — мрачно произносит он, помогая Маше раздеться.

— Так ведь не знали же, что Юра болен, — оправдывается Алеша.

— Раз не было его вчера целый день, не трудно было догадаться, что с ним что-то случилось, — все еще ворчит Антон.

— Мы же все время в новом здании. А у Юры и в старом помещении могли быть дела…

— Нет у нас оправданий, конечно, — прерывает брата Маша. — Виноваты. Однако вы, Антоша, могли бы и сообщить нам, что Юра заболел.

— Не велел он мне этого, — понижает голос Антон. — Сами знаете, какой у него характер. Но хватит об этом! Все разделись? Тогда пошли.

— А что с ним? — спрашивает Маша.

— Ушибы, — шепотом сообщает Антон. — Недели две, а то и больше придется теперь лежать.

— Ого, целая делегация! — смеется Юрий, пытаясь подняться с дивана. — Решили, наверно, что я совсем уже отдаю концы?

— Не смей подниматься, Юрий! — рычит на него Мушкин. — Лежи спокойно. Это твои друзья пришли, а не похоронная комиссия, так что веди себя прилично.

— Как вам не стыдно, Юра, не сообщить нам, что заболели, — укоризненно качает головой Маша.

— Да какая это болезнь! — пренебрежительно машет рукой Елецкий. — Это не столько врачи, сколько Антон меня уложил. А у вас серьезные репетиции, что же я буду беспокоить вас по пустякам? Да и ненадолго этот санаторий— полежу денек-другой и снова к вам в цирк.

Маша садится рядом с диваном и осторожно берет его большую руку.

— Это ведь вы из-за меня что-то себе повредили… Никогда не прощу себе, что так поздно узнала о вашей болезни.

— Ну да что вы, право, — смущается Юрий. — Наверно, Антон наговорил вам каких-нибудь страстей? Но это ему так не пройдет! Уж я-то уложу его основательнее, чем он меня…